Крина спала на боку, ко мне спиной. Я позвала ее, легонько потрясла за плечо, а она… тяжело обвалилась на спину, безжизненная, вялая, холодная. Губы посерели, в лице ни кровинки. Я торопливо проверила зрачки, они были расширены и не реагировали на свет. Передо мной лежал труп, причем труп свежий, не окоченевший и довольно приятно пахнущий цветочной настойкой. Я поискала пульс – сначала у себя (все время забываю, где он находится), потом у нее; не обнаружила его ни там, ни там. Впору кричать «караул», но тут Крина глубоко вздохнула, через силу разлепила веки и хрипло спросила:
– Что случилось?
– Полотенце… – пролепетала я, с трудом обретая дар речи. – Я… я его сожгла и утопила… То есть наоборот… Запасное бы.
Крина зевнула, протерла руками глаза.
– Конечно, деточка, возьми в комоде… третий ящик, под простынями…
– А… да-да. – Я отправилась за полотенцем, едва переставляя ноги от пережитого ужаса. На щеке застывала, стягивая кожу, серая мыльная пена. Когда я вернулась с пустым тазиком, Крина как ни в чем не бывало хлопотала у печи, бодрая и румяная. Я не стала ее ни о чем расспрашивать, только поинтересовалась, хорошо ли она спала.
– Да, деточка. Мы, вампиры, спим, правда, крепко, но ты не стесняйся, буди меня в любое время.
Крепко?! Всего минуту назад она лежала труп трупом и я не знала, куда сначала бежать – за Повелителем или Травницей! Неужели сказки о живых мертвецах – правда? Не дожидаясь первых оладий с пылу с жару, я уже с улицы крикнула Крине, что скоро вернусь, и побежала к Лёну за ответом.
Интересно, почему покои Повелителя никто не охраняет? Даже слуг не видать – бери, загадочный монстр, Повелителя Догевы тепленьким… то есть холодненьким. Я нашла Лёна в третьей по счету комнате, половину которой занимало роскошное ложе, больше напоминавшее королевский катафалк. Вампир лежал на спине, вытянув руки поверх одеяла, прекрасный и безнадежно мертвый. Золотистые волосы рассыпались по подушке, на лице застыло спокойное мечтательное выражение, с каким надеются отойти в вечное царство правители мира сего (но хоронят их почему-то в закрытом гробу – видно, приходит по душу кто-то кошмарный).
Не долго думая, я прижалась ухом к его обнаженной груди. К моему великому разочарованию (с научной точки зрения), Лён был жив, однако редкие биения сердца скорее угадывались, чем прослушивались. Сон напоминал зимнюю спячку летучих мышей, способных понижать температуру тела на несколько градусов, замедляя обменные процессы. Я бесцеремонно тряхнула Лёна за плечо и окликнула по имени. Спустя пару секунд дыхание участилось, стало более заметным. Губы порозовели. Лён открыл глаза, минуту бездумно глядел в потолок, потом повернулся ко мне.
– Все экспериментируешь? – совершенно нормальным голосом спросил он.
– Да, кажется, я докопалась до истоков еще одной легенды.
Лён сел, откинул с лица волосы, зевнул.
– Поздравляю. Надеюсь, завтра меня разбудит не осиновый кол?
– Не знаю, не знаю… – с сомнением протянула я. – Я еще девичьи слезы не испытала. От которых испаряются.
– Ну, это смотря с чем смешать…
Разговор прервало внезапное появление синеглазого Старейшины, не соизволившего постучаться. Радости на его лице я что-то не заметила – он вытаращился на нас, как высокородная дама, заставшая единственную дочь в объятиях портового грузчика. Я поспешно вскочила с разобранной постели, пробормотала: «Я уже ухожу», – и угрем проскользнула мимо застывшего в проеме вампира. Во дворе меня поджидали остальные Старейшины. Вряд ли они мечтали ознакомиться с результатами эксперимента. Поздоровавшись (и получив весьма прохладный ответ), я покинула вражий стан, угнетенная численным превосходством противника.
На завтрак были картофельные оладьи с грибной подливкой и парное коровье молоко, не любимое мной с детства. Я попросила кружку воды и смело воткнула вилку в спину первой оладушке.
– Как там Лён? – поинтересовалась Крина.
– Живой, – невпопад ответила я и поспешила поправиться. – То есть, нормально. А откуда вы знаете, где я была?
Крина только улыбнулась.
– А вы можете узнать, о чем мы разговаривали? – не унималась я.
– Нет, деточка, что ты. Я из окна видела, куда ты пошла.
В отношении возраста вампиров я была уже достаточно подкована и на «деточку» не обиделась. Крина вполне могла застать мою пра-пра-пра-бабку в колыбельке.
– И за что они меня так невзлюбили? – Вопрос был отчасти риторическим, речь в нем шла о хмурых Старейшинах, но Крина не замедлила с ответом.
– Их можно понять. Лён – последний Повелитель Догевы.
– Ну не съем же я его, в самом деле! – буркнула я с набитым ртом.
– Деточка, я-то в этом уверена. Но и их можно понять. Они еще не знают, чего от тебя ожидать и на всякий случай опасаются. Для Догевы люди, тем паче маги, большая редкость.
Человек на ее месте мог сказать: «Вампиры в Стармине большая редкость, сожжем-ка мы вас на всякий случай. Береженого бог бережет». В распахнутых настежь дверях появился волк с рваным ухом. Потянув носом и явно заинтересовавшись, он неспешно подошел ко мне и уткнулся мордой в колени, искоса поглядывая на жбан со сметаной. Я предложила волку кусок оладьи, но он только понюхал и отвернулся. А Крина тем временем продолжала:
– Ты, наверное, знаешь, что долин, подобных Догеве, ровно дюжина: Леск, Арлисс, Волия и прочие, дальние. До войны на каждый десяток обычных вампиров приходился один беловолосый. В Догеве их проживало около двух тысяч, в Арлиссе – около полутора. Именно они подверглись усиленному истреблению, и сейчас по всем долинам насчитывается всего-навсего семнадцать беловолосых парней и девушек. Они – наша последняя надежда на…